Accio!

А ты помнишь, с чего это всё началось?
Помнишь?
Я никогда не переставал задавать себе этот вопрос. Я постоянно вспоминал свою жизнь, надеясь поймать тот момент в своей памяти. Но… никогда не мог. Но я всё помнил, я надеялся, что никогда ничего не забуду.
Кто знает… может быть, всё началось с того момента, когда ты отказался пожать мне руку? Я всё ещё помню тот твой взгляд. Ты, наверное, злился? Из-за Уизли? Но он ведь первый усмехнулся моим словам. Да и откуда я мог знать, что ты уже успел подружиться с этим придурком? Да и не мог я этого знать. Я, помню, тогда сказал ему что-то неприятное, и поэтому ты оттолкнул меня.
А я ведь так долго мечтал об этом моменте… Наверное, с той самой секунды, когда ты стал известен на весь мир. Я мечтал, как в одиннадцать лет ты тоже появишься в Хогвартсе, мечтал поймать на себе твой взгляд. Ведь о тебе лишь писали в многочисленных волшебных журналах и газетах, но я не мог видеть твоё лицо, твои глаза. Но мне почему-то всегда казалось, что мы с тобой будем очень похожи. А в тот день исполнилась моя мечта – я увидел тебя. Но ты не пожал мою руку. Я знаю, да, знаю, ты уговаривал шляпу не отправлять тебя в слизерин, я помню, как страшно злился, когда узнал об этом. Ведь с самого детства я мечтал быть таким как ты. Я сотни раз прокручивал в голове нашу с тобой встречу. Я представлял, что в первый день в Хогвартсе мы будем сидеть за одним столом, смеяться и разговаривать. Я мечтал, как мы будем жить в одной комнате, спать на соседних кроватях, делиться секретами…
Но всё вышло иначе.
А ты помнишь, как ты смотрел на меня? Что говорил мне? Казалось, что я помню каждый наш разговор. А ведь они были такими глупыми… Я помню, как мы, уже в который раз, столкнулись в коридоре:
– Смотри, куда прешь, Малфой! – злобно выкрикнул ты. А я смотрел на тебя и постоянно спрашивал себя: почему ты начал меня ненавидеть? Разве я давал повода? Я смотрел в твои зеленые глаза, которые напоминали мне два изумрудных камня… ты, наверное, даже не думал, что я знаю каждую их клеточку, каждую грань; что я знаю, какими они становятся у самых зрачков – чуть светлее, больше напоминая спелое зеленое яблоко. Но я всегда отвечал:
– Сам смотри, куда прешь, Поттер! Тебе, наверное, стоит стекла у очков толще сделать, ты ведь не видишь ничего дальше собственного носа!
Как глупо… как глупо это было. Но разве мог тогда я надеется на что-то большее? Я ведь думал, что всё будет иначе. Я даже думал наступить на свою гордость и извиниться тогда перед Уизли, но… не стал, поняв, что тебе это не нужно.
Я не знаю, с чего началась наша ненависть. Но позже, размышляя над этим, я всегда приходил к выводу, что лучше ненависть, чем вообще ничего. Ведь гораздо ужаснее, когда совсем нет чувств. А ненависть – это уже чувство. И мне приходилось довольствоваться лишь ею, только в мечтах представляя, что всё могло бы быть по-другому. Совсем по-другому. Но ты не захотел… Знал ли ты, о чем я думал? Мне кажется, что знал… а, может быть, мне просто всегда хотелось, чтобы ты знал меня. И я думал, что знал…
С чего всё началось? Может быть, именно с того момента, когда ты отказался от моей дружбы? Или, быть может, когда я впервые услышал о тебе от родителей. Впрочем… всё могло начаться гораздо раньше. Ведь если бы Волан-де-Морт не решил тебя убить и не послал бы то заклятие, то я никогда бы не обратил на тебя внимания. Обыкновенный парень, ты бы просто потерялся в толпе остальных волшебников. А может… с того момента, когда ты родился? Или когда Эванс, наконец-то, поняла, что неравнодушна к Поттеру, твоему будущему отцу?
И тогда я приходил к мысли, что, может быть, у этого никогда и не было начала, или мы просто не можем проследить саму границу. Ведь это не белая полоска старта, где легко видно начало трассы. Быть может, вообще невозможно проследить границу чувств и её начало.
Но главным было то, что я это чувствовал. Пусть мы ненавидели друг друга, но мы оба чувствовали эту ненависть. После этого я перестал задумываться о том, как всё начиналось…

А помнишь, какими мы стали?
Я уверен, что помнишь – это невозможно забыть. Ведь это ты всё начал.
Когда я однажды просто сидел на берегу озера, наслаждаясь осенней прохладой, чувствуя, как легкий ветерок ласкает лицо. Я любил смотреть на траву. Не знаю почему, но когда я встречал что-нибудь зеленое, я всегда вспоминал твои глаза. Я запоминал каждый момент, когда ты смотрел на меня.
Я помню, как ты подошёл ко мне. В тот день моего отца посадили в Азкабан. Я не любил его. Его было не за что любить.
Помню, я страшно удивился тогда… Когда вместо насмешек, ухмылок, издевок и всего того, чем обычно сопровождались наши встречи, я увидел незнакомую печаль, сожаление и… сочувствие. Помню, я не поверил тогда своим глазам. Но ты…
Ты опустился рядом со мной на траву, задумчиво устремляя свой взгляд поверх темно-голубой глади озера. Я помню, как был растерян в тот момент… а особенно, когда ты сказал:
– Я понимаю тебя, Малфой. Всё когда-нибудь заканчивается.
Я не понял тогда твои слова. Я лишь угадывал в них участие, небезразличие – самое меньшее, что ожидал. Но ты не был удивлен, напротив, ты вел себя так, как будто это так и должно было быть.
– Возможно, – сказал я тогда, лишь чувствуя необходимость в каком-нибудь ответе, в реакции на твои слова.
И тогда ты сделал нечто совсем неожиданное: ты положил свою руку мне на плечо и несильно сжал…
Много времени спустя, я буду спрашивать, а не на этом ли моменте всё началось? Не здесь ли закончилась ненависть, открыв для себя место чему-то большему?

Весь именно после всего этого всё изменилось, перестав быть прежним. Пропали усмешки, неприятные шутки, наши взаимные издевательства… Проходя мимо друг друга в коридорах или просто встречаясь взглядом, мы замечали лишь что-то похожее на неловкую улыбку. Я знаю, твои друзья наверняка спрашивали, из-за чего всё это, а ты, я уверен, лишь смущенно пожимал плечами.
Я помню, как наступило то время, когда мы пытались лишний раз взглянуть друг на друга, невзначай улыбнуться. Я помню то время, когда вдруг закончились наши случайные взгляды, сменившись чем-то другим.
А однажды я, как обычно, сидел на берегу озера, снова глядя вдаль и наслаждаясь звуками природы. Тогда ты также подошёл ко мне, пронзая своим изумрудным взглядом – я на всю жизнь запомнил тот момент. Мы долго смотрели друг другу в глаза. И мне показалось, что твои засасывают меня куда-то очень глубоко в себя, погружая внутрь. И я помню, как мне показалось, что я увидел своё отражение в твоих глазах. И в тот момент мне больше ничего не нужно было в жизни…

И всё стало иначе.
Мы стали видеться гораздо чаще, всё дольше продлевая эти приятные моменты. Мы могли часами лишь сидеть на одном месте, прижавшись друг к другу, и я наслаждался лишь тем, как твои сильные руки нежно и заботливо обнимали меня за талию, притягивая настолько близко, насколько это было возможно…
Я помню, как ты прижимался к моей груди, грустно рассказывая о том, что ты попытался объяснить всё своим друзьям, но они отказались понимать нас. И тогда, обвивая тебя руками и ещё сильнее притягивая к себе, я мягко целовал тебя в шею, а затем говорил:
– Всё хорошо, мой котенок. Забудь о них. В мире существуем только ты и я.
Я понимал тебя лучше, чем кто бы то ни было. Я знал каждую клеточку твоей кожи, каждый твой жест, взгляд, движение губ. Даже сейчас я уверен, что никто не знает тебя лучше, чем я. И нам наплевать было на то, что на следующий день об этом узнала вся школа. Ведь это было неважно. Главным было то, что были мы, и был мир. И больше нам ничего не было нужно. Только быть уверенными, что это он, этот мир, всегда будет принадлежать только нам. И я всегда говорил тебе, если мы снова слышали что-то обидное в свой адрес:
– Всё хорошо, мой котенок. Забудь о них. В мире существуем только ты и я.
И ты верил. Я знал, что ты верил. Ведь я сам хотел верить своим словам.
Я лежал, уткнувшись носом в подушку, и в который раз вспоминал твои глаза. Я помнил каждую секунду, проведенную нами вдвоем. Я надеялся, что и ты всегда будешь помнить.
Но даже в тот миг уверенности и спокойствия за то, что всё у нас с тобой будет хорошо, я понимал, что всё когда-нибудь кончается. Потому что ничто не бесконечно. Ни ненависть, ни дружба, ни любовь, ни наша жизнь. Но я всегда очень боялся, что когда-нибудь это произойдет с тобой, мой котенок. Но я никогда не думал об этом. Не хотел думать. Ведь жизнь дается совсем не для того, что бы надеяться на плохое.
Я боялся. Боялся, что всё кончится. Ты даже не представляешь, как я боялся. Но я не боялся страха. Он был во мне, и, быть может, именно он увеличивал мои чувства к тебе. Я даже любил страх, ведь без него жизнь была бы такой неинтересной. Но я старался не думать об этом – ведь рядом был ты.
Ведь я любил тебя. Да любил, котенок, но никогда не говорил. Это ведь и так очевидно. Я думал, что ты и сам это знаешь.

Тот день я запомнил на всю свою жизнь.
Я просто сидел на траве около озера, наблюдая за тем, как волны мягко накатывают на берег, чуть затягивая за собой песок, а затем снова выплескивая его вперед. Перебирал руками зеленую траву, в который раз вспоминая тебя. Я знал, что ты придешь. Ведь ты не мог не прийти. Ты подошёл ко мне со спины, и я уже приготовился к тому, что ты обнимешь меня, притянешь к себе, легко поцелуешь в шею и прошепчешь на ухо, как ты скучал без меня. Но ты стоял позади меня и ничего не говорил… тогда я обернулся.
Ты сразу показался мне каким-то странным. На твоем лице была уже давно забытая мною усмешка, и даже некоторая неприятная радость, небольшая доля презрения. Но…
"Откуда всё это?" – изумленно тогда спросил я самого себя. Но ты ответил за меня:
– Это финиш, Малфой. Я больше не хочу.
Секунду я думал над твоими словами, но всё равно не мог понять. О чем ты говорил, котенок? И, как будто подслушав мои мысли, ты пояснил:
– Всё закончено, Малфой. Мне надоело.
Ты назвал меня по фамилии. Я вздрогнул, слыша, как легко это слово срывается с твоих губ. Я чувствовал, как что-то сжалось в самой глубине моего сердца, а по коже пробежал неприятный холодок. Я вскочил с травы и изумленно посмотрел на тебя.
– Что?
– Мне просто надоело, – вновь повторил ты. Я не верил… – это была просто игра, забавно и весело. Но мне надоело, – с каменным лицом говоришь ты.
А я чувствую, как где-то внутри меня появляется отчаяние. Как что-то раздирает изнутри, высасывает всю кровь, а вместе с ней и жизнь. А потом это чувство сменилось чем-то другим. Я вдруг всё понял. Ведь не могло всё это было правдой. Ведь ты не мог притворяться, когда обнимал меня и шептал на ухо что-то приятное, когда мы разговаривали, сидя на берегу озера. Когда ты нежно перебирал руками пряди моих светлых волос, пропуская их сквозь пальцы. Когда мы занимались любовью, и когда ты лежал у меня на плече, прижимая ко мне и обнимая за талию. Я был уверен, что ты любишь меня. Мы никогда этого не говорили друг другу, но я думал, что это и так очевидно. Разве были на свете люди ближе друг другу, чем мы? Мне казалось, что мы всегда были предназначены друг для друга – две половинки одного целого.
Эти мысли судорожно летали у меня в голове, заставляя верить в себя. Заставляя верить обманчивой памяти, твоей искренности, и отказываясь верить реальности. Но в тот миг я ещё не понимал этого. Именно поэтому я подошёл к тебе, начиная улыбаться и будучи уверенным, что это просто такая шутка. Ты ведь любил шутить, любил мучить меня… я был уверен, что это лишь шутка, просто розыгрыш. И я даже приготовился сказать тебе, что это, черт возьми, совершенно не смешно, что ты самый дорогой человек для меня на всей планете, и такими вещами вообще не шутят. Помню, ты удивленно смотрел на меня, когда я улыбался. И я уже приготовился обнять тебя и снова прижать к себе, как ты вдруг отшатнулся.
Я не забуду этот твой взгляд. Безразличный, даже с некоторой злобой; ты стоял, нахмурившись, и видимо проклиная меня за то, что я, дурак, ничего не понимаю.
Но я всё понял в тот момент. И сердце, вдруг резко подпрыгнув и вновь упав, практически остановилось в моей груди. А я не верил. Даже глядя в твои раздраженные глаза, я не верил. Просто не хотел верить. Я ведь привык, что всё всегда было просто.
– Почему? – одними губами спрашиваю я. А ты молчишь…
И я смотрю, как ты стремительно идешь вдоль берега прочь от меня. А я не верю.
Я падаю на колени, и мои руки сжимаются в кулаки. А затем я с силой ударяю по земле, и в душе появляется огромное желание уничтожить всё к чертовой матери, убить, сделать зло. Ведь в тот момент я понял, что мир никогда не принадлежал только нам одним. Ни тебе и не мне. Я даже вдруг задумался о том, а существовали ли мы когда-нибудь?..
В глазах стоят слезы и, не в силах больше сдерживаться, они взрываются, ручьями скатываясь с моих щек. И я не верю. Не хочу верить. Ты не мог так со мной поступить…
И когда я чувствую, как что-то соленое появляется на моих губах, – и я даже знаю, что это кровь, - которые я прикусил со всей силой, чтобы только не заплакать на твоих глазах, я впервые спрашиваю себя:
– А, может быть, это никогда и не начиналось?