Accio!

- Ой! Милый мой, хороший! Не прыгай, деточка!
- Да не собираюсь я прыгать! Сижу я здесь.
- Ох…напугал старую… Молодежь…нашёл место, где сидеть! – покряхтела бабуся и пошла себе дальше, а мальчик остался сидеть в распахнутом окне, откинувшись спиной к стене, а ноги уперев в противоположный край.
А внизу…
- Смотри. Как самоубийца из соседнего дома, - без интереса проговорил мальчик лет пятнадцати. – Только она с восьмого этажа была, а этот на втором. Лишь рёбра переломает.
Его друг, с которым они проходили под окном мальчика, фыркнул:
- Развелось тут…
И пошли они себе дальше, а мальчишка проводил их взглядом.
В маленьком блокнотике на одном из листочков появился минус.
На следующий день он снова сидел в оконном проёме.

* * *
- Был человек, а теперь н6ет человека. Вчера только с ним говорила, в гости звал. А умер-то глупо как! Пошёл в гараж и угорел, - на третий день, когда мальчик сидел в окне, говорила женщина в телефон.
- Пошла на работу, а муж её там нашёл и убил. Представляешь?! Облил бензином, обнял и сжёг заживо. Сам-то выжил, а она умерла, - говорила другая женщина.
- Мальчик совсем, пусть лет 16 ему, но ведь мальчишка форменный. Разве что гроб материн не облизал. Вчера похороны были, а умерла она глупо – пошла полоскать полотенце в речке, голова закружилась, и утонула она на глубине 30 см.
В блокнотике появилось три плюса; а бабушка под вечер согнала с окна и начала его драить с проворством, не характерным для старой женщины большой комплекции и маленького роста.

* * *
А ночью, когда мальчик снова забрался на полюбившееся окно, были совсем другие речи.
- Я люблю его!
Минусик в тетрадку.
- Ну и что, что это не правильно?! Какая твоим родителям разница, с кем ты спишь? Какая им разница? Какая разница тебе? Только это для меня важно. Если ты мне скажешь, что предпочтёшь кого-то другого – только тогда я уйду.
Два минуса в тетрадь и усилие, чтобы не хихикнуть.
- На роду ей написано. Несчастливая она по жизни. Мужа первого тоже схоронила. А этого в аварии убило, как и первого. Интересно, кто рискнёт стать третьим?
А это уже как будто из дневных разговоров. И плюсик в тетрадку. А бабульки на балконах этажом выше дальше болтают. Чего ещё в бессонницу делать?

* * *
А потом в блокнотике бесконечная череда минусов.
- Я хочу поступить… Я поступлю. Убьюсь, но поступлю в этот грёбаный институт!
- У меня всё сердце разбито! Он меня бросил на основании, что я якобы на самом деле его не люблю! А я любила! Ну и пошёл он!
- Эх… не поступила… Ну и ладно! Вся жизнь впереди.
- Блин… ну теперь точно. Я – гей…Что скажет мама? Да что бы не сказала! Жизнь не кончается.
И было ещё много минусов, хотя плюсы тоже маячили крестами перед кривившимися в улыбке глазами.
И мальчик-високосный-год слезает с окна, натягивает кроссовки и застёгивает ветровку.
- Бабушка, щас что у нас? – кричит он в глубину квартиры.
- Декабрь, хороший мой, декабрь, - кряхтя из-за больной поясницы. Сказала бабуля, входя в комнату.
- Я у тебя погощу до 31 декабря, а потом гулять пойду.
- Ой, мальчик мой, мало что ли горя вокруг? – охает бабуля.
- Мало. А ты мне в крове не отказывай, а то как же так? Гулять раньше идти? Не порядок будет, - мальчик плотно закрывает окно.
- Да кабы я могла! Да если б дурой не была и не пошла к бабке своей. Когда та умирала.
- Сколько уж прошло? Лет шестьдесят?
- Да-да… - прокряхтела бабуля. – Чайник поставить?
- Ставь, - усаживаясь на стул, с выдохом говорит мальчик тринадцати видимых лет. – А бабка твоя хорошей ведьмой была. Любила своё ремесло. А как уж орала, когда умирала. Хорошо, что ты её за руки держала – такая силища ушла бы в землю.
- Да что её беречь… - смотрит, а мальчишка трёт руки друг о друга.
- Замёрз, небось?
- Замёрз, бабушка. А как тут не замёрзнешь?