Accio!

Здесь зима. На деревьях цветут снеговые улыбки.
Я не верю, что в эту страну забредет Рождество.
По утрам мой комичный маэстро так печально играет на скрипке
И в снегах голубых за окном мне поет Божество!

Мне когда-то хотелось иметь золотого ребенка,
А теперь я мечтаю уйти в монастырь, постареть
И молиться у старых притворов печально и тонко
Или, может, совсем не молиться, а эти же песенки петь!

Все бывает не так, как мечтаешь под лунные звуки,
Всем понятно, что я никуда не уйду, что сейчас у меня
Есть обиды, долги, есть собака, любовница, муки,
И что все это - так... пустяки... просто дым без огня!
А. Вертинский

- Задание на понедельник – 20 дюймов о свойствах рога двурога, 1,5 фута о побочных действиях оборотного зелья, плюс тем, кто сегодня не справился с первым этапом приготовления – подробный анализ ошибок и описание возможных последствий. Свободны.
Слышу свой голос словно со стороны, не узнаю. Бесцветно как-то. Самому противно. Стареешь, Северус. Балбесы, что мои, что Кошкины, почти бесшумно (через семь-то лет регулярных тренировок!), незаметно испаряются. Все-таки дрессура – великая вещь! В очередной раз с благодарностью вспоминаю уроки мадам Кифф, муштровавшей меня и десяток других сумасшедших, готовящихся преподавать в разных школах всего волшебного мира.
Ну все, вот оно, последнее эссе на понедельник. Браун. Даже читать не стану. «Тролль». А на что гадалка, да к тому же блондинка, может насочинять? Смахиваю весь этот бред в ящик, несколькими движениями раскладываю груду бумажного барахла на столе ровными стопками – хоть так создать иллюзию порядка. Сейчас в ванну с бергамотом, кружку глинтвейна - и спать. СПАТЬ. СПААААААААТЬ. Наконец-то эта неделя закончилась. Я, конечно, лучший зельевар мира и окрестностей, но жить неделю на бодрящем зелье – увольте. А может, правда оба старых маразматика возьмут и уволят? Буду в Мунго в отдельной палате СПАААТЬ.
С шумом отодвигаю стул, потягиваюсь, почти мурлыча от предвкушения соприкосновения с горизонтальной поверхностью – могу я позволить себе нечто человеческое, пока никто не видит? Направляясь к выходу, в самом темном углу замечаю, что за партой Поттера сидит - Lumos! - ПОТТЕР?!! Мало мне недели без сна, так еще этому оболтусу явно что-то нужно. Интересно, видел ли он Снейпа-мурлыку? Судя по всему, нет, иначе валялся бы уже в обмороке. Знаю я его: чуть что – сразу вырубается - хоть к Лорду тащи в подарочной упаковке. Нет, точно не видел. Сидит вон, на парту уставился. Что там, клякса новая появилась? Заставить что ли оттирать?
- Мистер Поттер, специально для нашей уже не новой, но все еще знаменитости, повторяю: УРОК ОКОНЧЕН! Или вы считаете, что выходить вместе со всеми вас недостойно? Или, может быть, вы не помните, где дверь? Напоминаю: справа.
Паршивец хоть бы ухом повел. Или он решил стол взглядом спалить? Я не просто раздражен. Я уже в бешенстве. Вожделенный момент окончания недели откладывается!!!
- Поттер! Вы меня слышите? Может, к Помфри пойдете, слух проверите? 20 баллов с Гриффиндора. Поднимайтесь, мне кабинет закрыть надо. И все равно, с вами или без вас!
Надоело. Двумя шагами пересекаю аудиторию, выражение лица – «обморок третьекурсника». Протягиваю руку, чтобы схватить мерзавца за шкирку и вышвырнуть за дверь, но в этот момент Поттер поднимает голову. Нет, ужас на его лице не читается. (Хм, растет малыш). И наглости тоже нет, что странно. Нет даже отвращения от того, что «грязный ублюдок» (цитирую Уизли) протягивает к нему свои лапы. Ничего нет. Мороз по коже от таких взглядов. У меня что ли учился, Поттер? Сидит, смотрит снизу вверх своими глазищами, которые кажутся еще зеленее из-за темных кругов и покрасневших век на фоне зеленоватого лица. Ребенок, ты когда в последний раз был на свежем воздухе?
- Зачем вы так? – тихо, без злобы, без ярости. Пусто.
Это уже что-то новое. Совсем не в духе Поттера. На мгновение охватывает беспокойство. Впрочем, беспокойство за Поттера – обычное состояние Северуса Снейпа уже без малого семь лет, одна из дурных привычек. Эй, с тобой всё в порядке? Не болеешь? Я никогда не произнесу это вслух. Я же сволочь, и нет причин изменять традиционному амплуа.
- Поттер, в чем дело? Вы заболели? Я – не Помфри, жаропонижающих не держу. Выметайтесь.
Снова взгляд вверх, глаза блестят. Правда что ли, температура? Или слезы? У мальчика-которому-больше-нечего-терять? Кто посмел довести до слез национального героя? И что в данной ситуации должен сделать я?
Только сейчас осознаю, что спать уже давно не хочется, и я действительно волнуюсь. А может, в бодрящее зелье стоит добавлять слезы Надежд Магического Мира? Вот усовершенствую рецепт – и Поттера моего растащат на ингредиенты. «Мой собственный Поттер!» Хм. Хотя, чей же ещё? Кто его все время из любой… м-м-м… ситуации вытаскивает? На самом деле все хорошо, у него, вероятно, аллергия. Скажем, на пыль. Вот и пусть идет к Помфри, это по ее части.
- Поттер, вы что, плакать вздумали? Профессор Снейп посмел поднять голос на Золотого мальчика? А мальчик-то испугался! Ну, идите Д-директору пожалуйтесь!
Чуть было не вылетевшее слово заставило притормозить. Бессонная неделя, этот всеобщий любимец – и чуть не целый год, а то и последние 18, - фестралу под хвост. Наш драгоценный затейник-директор с прошлого июля вместо чая пьет Полиморфное зелье и притворяется убитым. Снейп, конечно, его и укокошил. Ага, а ещё шляпку спёр. Больше всех надо. Скольких седых волос стоило мне вернуться в школу охранять этого вечно растрепанного балбеса – знаю только я и моя модифицировенная суперстойкая краска для волос.
- Зачем вы так?
- Все, Поттер, достаточно. Еще 30 баллов с Гриффиндора, и мы в расчете. Чего вы добиваетесь? Вам на отработку хочется? Запросто, вот стол помойте без магии.
Не шевелится. Что такого могло произойти? Неужели Лорд вспомнил? Нет, я бы знал. Ссора с приятелями тоже исключена: с Уизли и Грейнджер давно и болезненно расстался – вся школа была в курсе скандала. Пообщаться что ли ему больше не с кем? Так ведь гроза всех гриффиндорцев – самая неподходящая для этого кандидатура. И не будет он разговаривать: через полчаса низведения, курощения и дуракаваляния вскочит, обвинит во всех смертных - я, разумеется, отвечу, выкрикнет пару непростительных - лишится баллов. Роли давно прописаны, актеры с каждым разом оттачивают мастерство. Ну ладно, чем больнее ударю – тем скорее наорет на меня и уйдет, наконец.
- Слушайте, у вас что-то случилось, и поплакаться некому? Ай-я-яй, наш герой настолько героичен, что друзья отвернулись от него, и всем, что есть на его геройской душе, он решил поделиться со своим нехорошим профессором. Я польщен! - Ну да, я злобный уродец. Надеюсь, когда-нибудь поймешь, кому из нас хуже. - Так, или вы говорите, зачем отнимаете у меня время, и убираетесь вон, или я вас обездвиживаю, выбрасываю в коридор и зову директора. Но класс закрою в любом случае. - Оба знаем, что не позову. Такой вот у нас молчаливый договор. - А лучше молча и быстро ИЗБАВЬТЕ МЕНЯ ОТ СВОЕГО ПРИСУТСТВИЯ!!!
Опять смотрит на меня своим невыносимым щенячьим взглядом. Орать вроде бы не собирается. Уже хорошо. Вздыхает, краснеет и отчетливо произносит:
- Я люблю вас, профессор.
Ну все, профессор. Доигрались, профессор. А теперь что делать? Секунду молчим. Он, от страха что ли, съеживается, но глаз не отводит. Не бойся, придурок. Я из детей зелья не варю. (Хотя из некоторых стоило бы). Мое окончательно проснувшееся сознание судорожно ищет выход, приемлемый для обоих. Кажется, за эту самую секунду понимаю, в чем дело, сам успеваю поверить и даже облегченно вздохнуть. Все в порядке, обычная практика идиотов, которым слишком мало задают на дом.
- Давно же меня не проигрывали. Я знал, что когда-нибудь вы обязательно сделаете это.
Поттеру потрясающе правдоподобно удается сыграть непонимание. Или правда ничего не понимает? Хлопает своими девчачьими ресницами. Надо притормозить. В любом случае – даю ему возможность выкрутиться.
- И во что играли? Разрывной дурак? Правда-или-вызов? – Ребенок, прости. И прощай. Не льщу себя надеждой, что когда-нибудь поймешь, что я для тебя сделал. И будешь мне за это благодарен. Или не будешь. - Ваш интеллектуал-крестный как-то меня аж самому Петтигрю в плюй-камни проиграл. Правда, Люпин тогда чудом избежал Азкабана, но зато повеселились ребята. Я иногда думаю, а может, не надо было вашему папаше мне жизнь спасать? Как-то дорого и долго я расплачиваюсь с сынулей. Вам самому не надоело? Итак, задание Уизли (какой же ты гад, Снейп! – A/N :), или с кем вы там играли, выполнено. ПОШЕЛ ВОН!
Продолжает изображать жертву василиска. Только эти чертовы ресницы дрожат. Опять плакать?
Первый и последний его слезы я видел два года назад, когда одному старому дураку вдруг понадобилось доломать то, что осталось от Поттера после смерти Блека. Я был в соседнем кабинете «на случай, если мне потребуется поддержка, Северус». Неужели действительно боялся не справиться с пятнадцатилетним подростком? Или хотел, чтобы я присутствовал при Большом Педагогическом Провале Дамблдора? Или чтобы я изменил свое отношение к Поттеру? Только ошиблись, директор. Не было вас, когда я вытащил его из Думоотвода. Вы не видели вы в тот момент его лица, не заглянули тогда в его мысли. Если бы вы, самый умный и проницательный, знали, НАСКОЛЬКО тогда ошибались, может, я и избежал бы тех нескольких минут, когда осмысленно начал сожалеть о роли личной Немезиды Гарри Поттера, когда я, едва ли не впервые в жизни, почувствовал сострадание и какую-то странную жалость, смешанную с нежностью и безысходностью, когда в очередной раз случилось непоправимое… А может, вы этого и добивались, директор? Я же так и не был наказан вами за то, что выбрал Лорда…
Дамблдор явно не справлялся, надо было делать что угодно, только не вздыхать о своей вине, плевать мальчишка хотел тогда на кого бы то ни было вместе с его угрызениями совести. Попробовали бы на вас, директор, в 15 лет свалить ответственность за весь мир, когда свой только что рухнул. Да еще с вашей деликатностью! У Хагрида и то иногда больше такта.
Думаю, при других обстоятельствах я мог бы хоть попытаться поговорить с Поттером, но такой возможности директор меня лишил очень давно.
- Профессор, это не задание и не розыгрыш. Я люблю вас. Ну когда, когда же вы поймете, что я не Джеймс, не Сириус, не Люпин!!! Я не играю на людей! Я не развлекаюсь, унижая других.
В отличие от Вас, профессор, - добавляю про себя.
Слезы ручьем.
Да знаю я, что не врешь!!! Только замолчи, пожалуйста. Просто замолчи. И… не плачь, хорошо? Мне и так паршиво – дальше некуда.
- Конечно. Даже у вашего папеньки - и то фантазии было побольше, Поттер. Да что с вами, в конце концов? Поскольку уговаривать вас покинуть помещение мне надоело, а пытаться вышвырнуть силой непедагогично, я сам уйду, все равно каких-либо ценных ингредиентов в классе нет – так что, если мои шкафы были вашей целью – хватает самообладания на «снейповскую змеиную ухмылку» - шалость не удалась. И еще 200 баллов с Гриффиндора
Делаю фирменный разворот, нечаянно смахивая полой мантии перья и пергаменты, так и не сложенные Поттером в его забавный полосатый рюкзачок. Позор-то какой: Северус Снейп, ночной кошмар студентов, спасается бегством от влюбленного семикурсника! Поттер опережает, на мгновение застывает в проходе межу партами и плюхается передо мной на колени.
- Профессор, я люблю вас.
Похоже, больше он произнести не способен ничего. Мордашка мокрая, нос красный, голос сел. И на коленях стоит. Не знаю, смеяться или плакать вместе с ним. От этой самой безысходности. Что мне с тобой делать, личное наказание профессора Снейпа?
Хватаю за плечи, сажаю на стул – не сопротивляется. Но самое страшное, как выясняется, впереди. У Поттера начинается Настоящая Истерика. Именно так: Настоящая Истерика. Видимо, у настоящих героев и истерики должны быть настоящими. А как с этим бороться простым смертным зельеварам – понятия не имею. Наш Великий Комбинатор со своей Драной Кошкой, вероятно, за Великими Проблемами не заметили, что ИХ воспитанник с начала года на себя не похож и ему нужна помощь, а теперь у него нормальный такой, вполне взрослый нервный срыв.
Пытаться разговаривать с человеком, а уж тем более с Поттером, в таком состоянии бесполезно. Идеально сейчас было бы дотянуться до шкафа со склянками – второй курс сегодня как раз варил успокаивающие - но это чудовище вцепилось в меня, крепче «дьявольских силков», а призывать открытые пробирки палочкой нерационально – содержимое просто расплещется по полу. Пока я судорожно размышляю, недоразумение, повисшее на моем сюртуке, рыдает уже без слез и начинает задыхаться, меня же постепенно охватывает паника. На самом деле, все разновидности истерик я видел лет 20 назад на практике в Мунго. Это, конечно, не смертельно, но в любом случае, серьезный всплеск эмоций у сильного, да еще и неопытного, волшебника ни к чему хорошему не приведет. Решаюсь на крайние меры.
- Petrificus Totalus!
Не даю мальчишке осесть на пол, подхватываю на руки – легкий – пару секунд соображаю, куда же его тащить - открываю замаскированную под стену дверь – иду с ним в свою гостиную. Укладываю на диван, поднимаю рукав форменной мантии – сквозь бледную до синевы кожу вены едва различимы. Неприятная, конечно, процедура – но так быстрее подействует вся гадость, которую я пытаюсь скормить этому дохлому организму. К тому же, знаю я везучесть Поттера - обязательно умудрится захлебнуться. Набирая шприц, понимаю, что настолько дрожащими руками свалившегося на мою голову пациента убить-то, может, и не убью, но покалечу серьезно. Лучше не рисковать. А значит, опять придется пить эту бодрящую бурду, опять не спать всю ночь. Ну, берегись, Поттер, очнешься – Лорду сдам! А лучше – в Мунго!
Когда довольно толстая игла прокалывает вену, он неожиданно дергается, не представляю, правда, как такое возможно под заклятием. Гарри без сознания, но из-под опущенных век по вискам сбегают слезы, скрываясь в волосах. Я уговариваю себя, что ему не очень больно – всего лишь укол, а у меня достаточный опыт в маггловской медицине, и руки не дрожат…
Перед тем, как привести его в чувство, снимаю жгут и в последний раз безнаказанно рассматриваю лицо. Да уж, ну и вид у Мальчика-который-признался-в-любви-Снейпу-и-выжил! Рука-предательница, словно чужая, неосознанно тянется к его виску – стирает мокрую дорожку. Совершенно не свойственным мне жестом убираю со лба отросшую челку, провожу пальцами по бровям. Откуда во мне столько нежности??! И почему, почему она направлена на самого дорогого на свете и самого недоступного истеричного балбеса? Все, хватит, сколько можно над собой издеваться…
- Ennervate.
Открывает глаза, явно не понимает, где находится. Замечает меня – несколько лет назад я преподал бы урок сарказма Золотому мальчику с ТАКИМ выражением лица. Но сейчас я боюсь, просто боюсь за него, боюсь, что он неправильно что-то истолкует и еще сильнее отгородится от мира, а в его состоянии это грозит катастрофой. Он, видимо, сообразив, где и почему находится, резко садится и прячет лицо в ладонях. Хорошо, хоть сбежать не попытался.
Я не знаю, что сказать.
На самом деле, говорить ничего не хочется, да и не помогут здесь слова. Я не могу, не хочу больше быть бесчувственной скотиной. Не для него. Не для моего смелого мальчика-к-которому-я-столько-лет-привязан. А он сидит, как-то неловко сложив все свои длинные локти-коленки, умудрившись спрятать в них лицо, и потихоньку раскачивается из стороны в сторону. Неужели опять истерика?
В конце концов, решаюсь. (Ох и трус же ты все-таки, Севушка. Не зря из всех обвинений Поттера в конце 6-й книги тебя именно это задело – A/N :)
Сажусь на диван рядом с тем, что еще час назад было бестолковым, но вполне вменяемым студентом.
- Поттер… Гарри… Посмотрите на меня…
Ноль эмоций. А ты чего ждал, что он только спит и видит получить позволение на тебя посмотреть?
- Гарри… Я… я понимаю, ситуация в которой вы… мы с вами оказались, очень непростая…
О, Мерлин, надо ведь что-то говорить, надо сказать что-то ужасно важное, чтобы он поверил… А чему он должен поверить-то? Тому, что я не сержусь? Тому, что я не тот, за кого выдавал себя все семь лет? Тому, что человека, которого, как ему кажется, он любит, не существует? А-а, к Салазару всё!
Осторожно, почти невесомо, дотрагиваюсь до плеча – шарахается. Пытаюсь приподнять лицо за подбородок – голову не поднимает, но перехватывает руку, прижимается мокрой горящей щекой к ладони и шепчет куда-то в запястье:
- Простите меня, сэр.
Неужели сейчас скажет, что заигрался? На-пле-вать! Только чувствую, что сердце (да есть оно у меня!) ведет себя странно, как после пьяной аппарации.
- За что, Поттер? За безобразный спектакль? За отнятое время? За то, что считаете себя в праве играть чьими-то чувствами? Ну так знайте: мне все равно. Придете в себя – и вон отсюда.
Пытаюсь выдернуть руку, но он вцепился мертвой хваткой. Все-таки, научился бы наш герой анимагии – точно стал бы бультерьером.
- Нет, сэр, – отвечает невпопад – то, что я сказал в классе – правда, я люблю вас. Хотите, в Большом Зале повторю? – щека в моей ладони, смотрит в глаза, и столько уверенности в дрожащем голосе, не скажешь, что четверть часа назад чуть в Мунго не угодил. – А прощения прошу за то, что доставил столько хлопот, мне ужасно стыдно, что вам пришлось со мной возиться. Просто… я не выдержал… год какой-то дурацкий, столько всего свалилось.… Простите…
Меня вдруг накрывает какой-то невообразимой нежностью, сам не знаю отчего, становится так легко, радостно…
- Глупый, глупый маленький львенок. Кто же тогда шпионить будет? – Глажу его по взъерошенным волосам, почему-то кажется, что уже на законных основаниях. – Ну с чего ты взял, что это любовь? Знаешь, куда меня завело первое детское увлечение?
Смотрит удивленно. Да, смотри и запоминай, это Снейп-откровенный. Вот уж действительно редкий вид. Неужели заинтересовался? Театральным жестом откидываю левый рукав.
- Вот сюда.
Поттер в шоке.
- Вы… вы любили это чудовище?
- Гарри, он не всегда был рептилией. Ты же видел его в Думоотводе. И разница в возрасте у меня с ним была не намного больше, чем с тобой. И заметь, тогда Том был само обаяние. А еще он мог дать то, о чем в 16 лет мало кто мечтает. Но знаешь, я не люблю об этом говорить. – Ага, а еще ты первый, кому я это сам, по собственному желанию рассказываю. – Просто хочу предостеречь тебя от очередной глупости. Знаю, что бесполезно, но… Моя так называемая любовь закончилась раньше, чем появилась эта симпатичная татуировка, а жизнь уже больше двадцати лет нормальной не назовешь.
- Профессор, но вы же не Риддл! Вы…
- В каком-то смысле, я для тебя хуже. С ним у меня тогда не было личных счетов. Я же – один из виновников смерти твоих родителей и Блэка, я изводил тебя и твоих друзей семь лет… – (Снейп-сожалеющий. Эксклюзивно для Поттера) - Да, конечно, так надо было, пусть и не мне, но все, что я наговорил – никуда не исчезло, ни ты, ни я забыть этого не сможем… К тому же, я очень тяжелый в общении человек…
Ну что тебе еще сказать? Смотрю на него и понимаю, что, кажется, проиграл в этом нашем растянувшемся на годы поединке. Или выиграл? Да какая разница! Он весьма ощутимо сжимает мою ладонь цепкими ледяными пальцами.
- Профессор, мы знакомы почти всю мою сознательную жизнь. Неужели вы считаете, что еще можете испугать меня рассказами о своих грехах, настоящих и надуманных? Знаете, в смерти моих родителей вашей вины не больше, чем Трелони или Дамблдора, в случае с Сириусом мы все виноваты, и больше всех он сам. А что касается меня и бывших друзей – у меня было время подумать, и я пришел к выводу, что почти ВСЕГДА вы были правы. А если и перегибали палку – значит, так нужно было. Поверил бы Вол… Темный Лорд справедливому-к-Поттеру-Снейпу? Да и Дамблдору зачем-то нужна была наша вражда, сколько раз он нас намеренно сталкивал?
Когда же ты успел вырасти, мой дорогой мальчик? (Все, докатился, говорю как, не к ночи будь помянут, Дамблдор) Я думал, что все это мне когда-нибудь придется тебе доказывать, а ты так и не сумеешь мне поверить.
А он придвигается ближе, робко, словно спрашивая позволения, обнимает за плечи, наклоняется к уху, неровно и горячо дышит и шепчет что-то неразборчивое о том, как хочет меня.
Нет, явно этот мир вывихнул все суставы разом, вместе с мозгами! Вопрос сегодняшнего дня – что делать? И правда, что делать, когда находишься в объятиях студента, который тебе давно уже не безразличен и который проявляет к тебе совершенно не ученический интерес? Нет, я никого не обманываю. Я не люблю его. Да и он меня… Просто спасать Поттера и ненавидеть Снейпа – привычка, которая в какой-то момент переросла в нечто большее. Только вот во что? В любом случае, это как минимум взаимное желание…
А потом все мысли куда-то пропадают. Холодные пальцы, шершавые обветренные губы, мокрые соленые щеки, выпираюшие ключицы… Гарри целует неловко, по-детски нежно, торопливо, с каким-то сумасшедшим отчаянием, как будто через секунду-другую мне предстоит исчезнуть. С собственного-то дивана! Да и будь у меня такая возможность, неужели нашел бы силы ею воспользоваться? Отвечаю на неумелый поцелуй, и мелькает единственная вменяемая мысль о том, как не хочется его отпускать. Когда мы наконец отрываемся друг от друга – смотрю ему в глаза, пытаясь выяснить сам не знаю что. Такого спокойного, умиротворенного и расслабленного Поттера я, кажется, еще не видел. А, Годрик побери, он же сейчас вырубится! А может, это и к лучшему? Все-таки и на меня зелья в таких количествах, пусть и сваренные гением, действуют не лучшим образом. Даже не пытаюсь сдержать невольную улыбку. Он краснеет и отводит взгляд. Вздыхает.
- Профессор, я… хочу…
- Не сегодня, Гарри. – В глазищах застывает разочарование. Со всей нежностью, на какую способен, очерчиваю пальцами брови-скулы-губы, легонько целую переносицу. – В тебе сейчас разных успокоительных – на двух Гойлов, – ну, переволновался я за него!!! – так что через – бросаю взгляд на антикварные маггловские настенные часы – да, через 11 минут ты будешь бессовестно дрыхнуть! – разочарование во взгляде сменяется… да не знаю чем. Я не подростковый психолог, чтобы взгляды читать!
– Кстати, я тоже не отказался бы. Между прочим, мистер Поттер, я почти неделю не спал. И да, - отвечаю на робкий немой вопрос - тебя не гоню. Хочешь – иди в башню, как раз успеешь дойти. Но если уверен, что стадо благородных гриффиндорцев не будет тебя искать в подземельях – можешь остаться здесь, с диваном ты, смотрю, уже сроднился. – Выдерживаю паузу (ну нравится мне ребенка дразнить!) и как бы между прочим роняю – но в спальне теплее. Судя по восторженному визгу, «не знаю что» во взгляде было истолковано верно.
Ворча, отправляю его в ванную, нахожу пижаму поменьше. Он возвращается, смотрит в упор, не отвернёшься:
- Тогда… - опять краснеет – завтра? Вы обещаете?
Подхожу вплотную и куда-то в висок шепчу:
- Завтра – будет завтра. Если ты не завизжишь от ужаса, когда увидишь, где и с кем проснулся, если, не находясь под воздействием лекарств, усталости и сегодняшнего сумасшедшего дня ты действительно захочешь этого - обещаю.
Он слегка отстраняется и, пытаясь определить выражение моего лица, близоруко щурит глаза. (И когда это мы успели потерять его очки?)
- Гарри, я говорю серьезно. Правда. Завтра все будет зависеть от тебя. Я просто не хочу лишать тебя последней возможности избежать ошибки...
Улыбается.
- Спасибо. Вы знаете за что.
Конечно, знаю, глупый детеныш. Странное ощущение. Перехватывает горло, глаза жжет, свет расплывается. Неужели это то, о чем я подумал? Это Поттер меня заразил, не иначе. Или просто еще никто никогда за эти тридцать девять бестолковых лет не говорил мне спасибо только за то, что я есть в чьей-то жизни? Что какому-то истеричному импульсивному идиоту я дорог, что меня принимают со всеми ошибками?..
Поспешно, по-отечески, целую этого самого идиота в лоб и так же поспешно скрываюсь в ванной. Да уж, два часа тесного общения с Поттером – и Северус Снейп, гроза студентов, левая рука Волдеморта, убийца величайшего волшебника столетия – прячется в ванной и возносит молитву Мерлину и его шарам (PROMT почему-то «Мерлиновы яйца» (Merlin's balls) читает исключительно как «Мерлиновы шары», по-моему, очень мило – A/N :) за слепоту и потерянные очки. А может, у меня вдруг обнаружилась аллергия? На пыль, например…
Когда выползаю из ванной, он уже спит. Ровно посередине кровати. Моя попытка освободить немного места завершается тем, что я оказываюсь оплетен длиннющими запястьями-локтями-коленками-лодыжками и слышу тихое «Северус». Я и не знал, что у меня такое красивое имя. Да и забыл, когда меня кто-то так называл, кроме покойного Люциуса, Хозяев и иногда хозяйской Кошки.
Удивительно, но сейчас мне совершенно наплевать, когда начнутся открытые боевые действия, смогу ли я когда-нибудь чувствовать себя в безопасности вне Хогвартса, оправдают ли меня в глазах общественности, когда раскроется заговор Дамблдора… - на огромное количество вещей, обычно не дающих заснуть. Сейчас самое главное на свете находится в этой комнате в моих объятиях и что-то ворчит мне в ключицу, явно недовольное тем, что его потревожили. Целую растрепанную макушку – пахнет моим бергамотовым шампунем, моими волосами. Мой Золотой ребенок. А может, он и правда любит меня? А я его? Не знаю.
Я понятия не имею, надолго ли его хватит, сможет ли он терпеть мой по-женски стервозный характер и вечный сарказм. Я не знаю, сколько его истерик я в состоянии вынести. Я не знаю, дотянут ли наши отношения до конца ученого года, чтобы хоть от Дамблдора не прятаться. Я не знаю, смогу ли я отпустить его, когда он встретит-таки настоящую любовь. Я не знаю, переживем ли мы войну...
Но я точно знаю только одно: никогда, даже в детстве, мне не было так тепло и спокойно. Никто одним своим присутствием не заставлял меня чувствовать себя дома. Никто с такой легкостью не избавлял меня от чувства вины. Никто не испытывал ко мне привязанности. Никто просто так, по-человечески, не нуждался во мне. А еще я никогда не плакал от счастья…
Я лежу с открытыми глазами, вдыхаю горький бергамотовый запах, его волосы щекотят подбородок и щеку, но я не хочу шевелиться, иначе Гарри отодвинется: он уже почти согрелся. Я пытаюсь обозначить свое состояние – и единственное определение, которое способен найти – счастье. А этот мальчишка, сейчас улыбающийся во сне, представить не может, ЧТО он мне подарил, когда я уже отчаялся и вспомнить не мог, как это – быть счастливым. Я вдруг притягиваю его еще ближе и тихо-тихо, боясь потревожить его сон, торопливо шепчу:
- И тебе спасибо, Гарри.
Я еще долго не могу уснуть, но мысли какие-то бесшабашные, весенние и по-юношески радостные. И, уже проваливаясь в сон, я осознаю самую очевидную и естественную вещь, то, вокруг чего почти два года ходил, но боялся увидеть. А когда увидел - мир как-то сразу упорядочился и приобрел смысл.
- Я люблю тебя, мальчик-который-любит-Снейпа!
И не знаю, во сне или наяву слышу:
- Ты только сейчас это понял? И кому из нас нужны очки? – легчайшее прикосновение к губам. – Спи, Северус. Nox!